Внезапно все звуки стихли. Президент почувствовал, как кто-то коснулся его руки. Опустив глаза, он увидел маленькую плохо одетую чумазую девочку. Малышка подошла незаметно и, задрав вверх истощённое от регулярного недоедания личико, молча смотрела на него глубоко запавшими карими глазами. В тот момент ему стало невыразимо стыдно; он ощутил вину перед девочкой и, чтобы хоть как-то избавиться от горького чувства, отвёл глаза от ребенка и снова посмотрел перед собой… Оказалось, что, отвлекшись на девочку, он не заметил, как его окружила толпа рабочих. Угрюмые лица в касках смотрели с ненавистью; огрубевшие от работы руки крепко сжимали оружие. Наверное, это те самые похищенные из полицейских участков карабины… — вдруг подумал он, после чего снова вспомнил про девочку и понял, что его больше никто не держит за руку; он посмотрел вниз: девочки не было. Он снова поднял глаза на окруживших его… Теперь девочка стояла среди пришельцев. Подняв тощую ручонку, она указывала на него пальцем. В глазах девочки не было той холодной злобы, что светилась в глазах рабочих-пришельцев. Только обида; искренняя, простая, как все чувства детей её возраста. В этот момент давящую тишину нарушил щелчок предохранителя пистолета-автомата в руке одного из пролетариев, и Президент проснулся.

Звонил видеофон. Президент провёл ладонью по мокрому лбу и, достав из кармана платок, вытер пот. Посмотрел на лежавшее на столе устройство. Имя звонившего отображалось на небольшом дисплее, это был Министр науки.

— Слушаю… — раздражённо бросил Президент сухощавому старику с клинообразной бородкой, когда тот появился на сотканном из лазерных лучей экране.

— Господин Президент! Происходит нечто невероятное!..

Благодаря СМИ, позабывшим о цензуре, произошедшее в тот день в столице поразило мир. Многие, видевшие это на экранах, отказывались верить новостям, принимая увиденное за фальшивку, за нелепую постановку, за провокацию коммунистов… за что угодно, только не за правду. Но свидетелей было слишком много; среди них были известные журналисты, учёные и представители оппозиционной интеллигенции — те, кого слушают миллионы, видели всё своими глазами.

В середине дня неподвижная в течение полугода сфера пришельцев сначала изменила цвет из серебристо-белого в ярко-красный, а потом и вовсе сдвинулась с места. Издав громкий, слышимый по всей столице и в столичных пригородах гул, отдалённо похожий на звучание духового оркестра — не обычного, а такого, в котором должно быть не менее тысячи разного рода горнов, гобоев, валторн, эфониумов, тромбонов и туб, — сфера медленно поплыла над городом, моментально приковав к себе внимание абсолютно всех: протестующих на улицах, городских карабинеров, солдат Нацгвардии, прячущихся по домам обывателей… Все смотрели на торжественно плывущий по небу алый шар, затаив дыхание.

Непрерывно гудя, шар проплыл к «Кровавому пятну» — одному из столичных стадионов, получившему от горожан это страшное название в последние дни, в которые в городе велись ожесточённые уличные бои. Туда, на стадион массово свозились тела убитых в боях демонстрантов и расстрелянных без суда в ходе полицейских спецопераций революционеров. Остановившись над стадионом, сфероид загудел сильнее, засветился ярче прежнего, окрасив окрестности жуткого в своём новом предназначении сооружения в оттенки красного. Свидетели, наблюдавшие происходившее вблизи, утверждали, что алый шар несколько минут «ощупывал» стадион множеством «лазеров», после чего испустил из себя «облако снега».

Через час «снегопад» закончился, и в центр стадиона, предположительно в середину усеянного мертвецами поля, из шара ударила «необычная молния», после чего сфероид умолк, снова став серебристо-белым.

Ещё несколько минут в ушах собравшихся вокруг стадиона стоял гул от «небесных труб». Никто не осмеливался зайти внутрь; охрана стадиона бежала, приняв удары алого шара «лазерами» по стадиону за применение оружия пришельцев. В ярком солнечном свете, сначала по двое и по трое, а потом группами по десять и пятнадцать, из ворот стадиона стали выходить мертвецы, ещё недавно лежавшие на пропитанном кровью ристалище. Они что-то говорили друг другу, кто-то смеялся, кто-то кричал, кто-то плакал. Некоторые городские карабинеры и бойцы Нацгвардии бросали оружие и становились на колени, обливались слезами, другие срывали с себя знаки отличия и с оружием в руках шли к восставшим из мёртвых, в убийстве которых они лично участвовали, чтобы встать теперь с ними плечом к плечу. В это было трудно поверить, но всё происходившее снимали десятки телекамер, передававшие кадры первой за полгода активности пришельцев в прямой эфир.

Президент был бледен. От любого совершаемого им движения, пальцы его непроизвольно подрагивали, и потому он старался вовсе не двигаться; ещё предательски подёргивался глаз, — Президенту очень хотелось, чтобы собравшиеся в кабинете этого не заметили. Неловко, будто штаны обмочил.

Все молчали. Молчал и он. На превращённой в экран стене кабинета шёл прямой телерепортаж.

По Имперскому проспекту в направлении президентского дворца двигалось шествие, во главе с теми, кто ещё пару часов назад были мертвы. Камеры то и дело крупным планом показывали знакомые Президенту по докладам политической полиции лица «нейтрализованных» лидеров коммунистов и анархистов. Теперь рядом с воскресшими шли закованные в броню гвардейцы и карабинеры со щитами, а за ними — по самым грубым подсчётам, двухсоттысячная масса, скандирующая антиправительственные лозунги. Периодически, примерно дважды в минуту, на экран выводилось изображение с установленной на летающем дроне камеры, дававшей панорамный обзор с высоты птичьего полёта, и тогда собравшиеся в президентском кабинете видели, как в небе над шествием медленно плыла серебристо-белая сфера.

Когда шествие приблизилось к окружавшему президентский дворец саду, называемому по давней традиции «Императорским», и сопровождавшая шествие сфера пришельцев стала видна в окна кабинета, трансляция внезапно оборвалась. По экрану побежали помехи, но уже через несколько секунд появилась картинка. Другая картинка. В этот момент самообладание окончательно оставило Президента и руки его нервно задрожали.

На экране появилось существо… немного необычное… но имевшее то же количество рук и ног, что и у самого Президента. Президент решил, что это существо — мужчина. Пришелец — несомненно, это был он! — стоял посреди странного, выдержанного в белых и голубых тонах помещения, в котором преобладали плавные линии.

— Приветствую вас, друзья! — произнёс пришелец. — Мужественно восставшие против тирании капитала, жители Востока и отчаянно смелые граждане метрополии и её столицы! Приветствую вас! Я человек, как и вы. Моё имя Прометей. Я посланник корпуса Дружбы Миров из системы Земли. Я здесь, чтобы протянуть вам руку помощи и солидарности. Можете рассчитывать на меня, товарищи!

КАДАВРЫ

Глава I

Проснувшись утром, Серж Зимин первым делом очистил кэш сновидений. То, что ему снилось последние несколько дней, не вызывало желания пересматривать это снова. «Возраст…» — сказал он себе, сворачивая приложение. «Приснится же ерунда…»

Он встал с кровати, потянулся, подошёл к окну. Окно спальни выходило на задний двор, где Вениамин Палыч, старший лакей дома «ставил задачу» дворнику и ещё двоим людям, мобилизованным, по-видимому, на уборку листьев. Заметив молодого господина, Вениамин Палыч учтиво поклонился и просиял. Зимин-младший вяло сделал ладонью и отошёл от окна. Скука. Осень.

Пора собираться в школу. Не хотелось. Разве можно на серьёзе хотеть в школу, когда тебе шестнадцать? Отбыть бы поскорее этот учебный день и рвануть за периметр, навстречу новым приключениям! Вот где Настоящее! Там, по ту сторону. А здесь — скукота зелёная…